Европа и ислам  История непонимания - Франко Кардини

Эта толпа вооруженных воинов и почти беззащитных паломников получила название «крестоносцев» от креста, символа паломничества и покаяния, который вручил им Урбан II в Клермоне (и который был очевидным знаком отпущения грехов и особых прав, дарованных Папой). За два долгих года, после неслыханных трудностей и лишений, крестоносцы пересекли Анатолию и Сирию. В конце весны — начале лета 1099 года они дошли до Иерусалима и взяли город приступом 15 июля того же года: прорыв через городские стены был осуществлен в самом слабом их месте — в северо-восточной части. «Франки» — как называли европейцев византийцы, восточные христиане, евреи и мусульмане — наводнили город, уничтожая на своем пути почти всех мусульман и евреев. Если бы мусульманский наместник незадолго до начала осады не выслал из города православных христиан, которым не доверял, то их, вероятно, постигла бы та же участь, так как европейцы едва ли смогли бы их отличить от всех прочих. Затем в городе снова поселили ранее удаленных из него православных, а также христиан других конфессий — сирийцев и армян: мусульманам и евреям — по крайней мере, поначалу — жить в Иерусалиме запретили.

Из-за отсутствия достоверных данных часто возникал вопрос, не намеревались ли европейцы, завоевавшие Святой город, превратить его в некое церковное государство или подчинить его непосредственно Римской Церкви. В самом деле, почти сразу был избран римский патриарх (по прошествии сорока пяти лет после раскола между Западной и Восточной церквями было нецелесообразно полагаться на греческого патриарха), а военачальники после долгих споров решили выбрать себе короля — слабого здоровьем и недостаточно энергичного, чтобы стать подлинным правителем. Это был Готфрид Бульонский, герцог Нижней Лотарингии: однако он отказался (по собственному желанию или подсказке какого-то прелата) «носить золотой венец там, где Христос носил терновый». Поэтому он стал не королем, а просто «защитником Гроба Господня» (Advocatus Sancti Sepulchri), поверенным в мирских делах Иерусалимской Церкви, которая находилась при храме Гроба Господня. Однако после смерти Готфрида в 1100 году его брат Балдуин Булонский заставил присудить себе королевскую корону, хотя было совершенно не ясно, кто и чьей властью может избирать суверена. Так появилось Иерусалимское королевство, выборная монархия, иногда с чертами наследственной, где корона могла передаваться как по мужской, так и по женской линии.

Восемь королей успели сменить друг друга в Иерусалиме, прежде чем мусульмане оправились от потрясения, вызванного неожиданным нападением 1099 года, и снова перешли в наступление. Эмир Сирии и Египта Салах ад-Дин Йусуф ибн Аййуб (Саладин западноевропейских хроник) в июле 1187 года одержал победу при Хаттине возле Тивериадского озера в Галилее, а в октябре того же года отнял у христиан Святой город. Иерусалимское королевство продолжало существовать и после этого, но теперь занимало лишь узкую прибрежную полосу, которая пока еще находилась под властью христиан. Королевский двор обосновался в Акре, красивом и хорошо укрепленном городе.

О королевстве крестоносцев в Иерусалиме и Акре и о некоторых княжествах крестоносцев в Испании много говорили как о своеобразном колониальном эксперименте. Но подлинная сила королевства была сосредоточена в «торговых колониях» крупных морских городов, в основном итальянских — Генуи, Венеции, Пизы. Между этими «колониями» часто разгоралась яростная вражда, которая кипела на континенте между «метрополиями», а иногда сами колонии становились причиной этой вражды. Прибрежные портовые города Сирии и Палестины (Бейрут, Тир, Акра, Хайфа, Кесария, Яффа, Аскалон) имели большое значение: через них пролегали караванные пути, которые через Дамаск, Алеппо и Мосул связывали побережье Средиземного моря с континентальной Азией и Великим Шелковым путем. Проживавшие в этих городах итальянские купцы имели доступ к ценным восточным товарам и пряностям и могли регулировать их поставки на европейские рынки. Только в XIII–XIV веках были предприняты попытки проникновения в континентальную Азию, совпавшие с монгольской экспансией, после которой в Азии стали более благосклонно относиться к римским миссионерам.

Можно заключить, что относительно короткое существование королевства крестоносцев в Иерусалиме в XII–XIII веках (со столицей в Акре с 1187 по 1291 годы) было сильно осложнено присутствием в нем «сепаратистских» (по форме или по сути) элементов, которые мешали короне осуществлять свою власть. Это были синьории, наделенные широкими юридическими полномочиями; торговые колонии, которые управлялись как самые настоящие коммуны; наконец, рыцарские ордена, то есть религиозные организации с собственным уставом, в которых состояло определенное число рыцарей, давших обет защищать Святую землю и паломников: тамплиеры, госпитальеры св. Иоанна Иерусалимского, госпитальеры св. Марии, которых называли «тевтонцами», так как в этом ордене состояли только германцы. Постоянные разногласия между синьорами, коммунами и рыцарскими орденами стали одной из причин распада королевства. При этом нельзя забывать о том, что в Иерусалимском королевстве со временем развилась особая культура взаимопонимания и диалога с окружающей мусульманской средой; более того, только что прибывшие из Западной Европы воины и паломники нередко возмущались при виде этих poulains, «ублюдков», которые породнились с сирийскими и армянскими семействами, говорили по-арабски, по-армянски и по-гречески, а также одевались, питались и жили согласно местным обычаям. Те европейцы, которые понимали походы крестоносцев как беспощадную борьбу за веру, считали такое «колониальное» общество испорченным и почти исламизированным. С другой стороны, «заморские франки», которые на протяжении двух веков периодически нуждались в помощи своих европейских собратьев и единоверцев, в свою очередь, считали тех неотесанными и опасными. Поэтому они, пока сохранялась такая возможность, старались заключать соглашения с сарацинами, а не пользоваться военной помощью, которую на основании папских указов предоставляли авантюристы, жаждавшие наживы, не слушавшие ни призывов к умеренности, ни советов местных христиан, основанных на богатом военном опыте.

Один арабо-сирийский писатель XII века, Усама ибн Мункид, эмир Шайзара, много путешествовал по Иерусалимскому королевству — выполняя дипломатические поручения или навещая многочисленных друзей. В своих воспоминаниях он, как очевидец, нарисовал яркую картину общества, где четко видна разница между теми, кто уже привык к восточным обычаям и прекрасно себя при этом чувствовал, и теми — воинами, купцами или паломниками — кто, напротив, попадал на Восток с намерением оставаться там ненадолго и не мог приспособиться к местным нравам и образу мыслей. Иными словами, Усама помогает нам правильно обозначить проблемы, которые сегодня мы бы обозначили как этноцентризм и конфликт культур. Например, он описывает свое посещение «священного двора» в Иерусалиме — Харам аш-Шарифа, который тогда был занят франками; при этом мусульманам — по крайней мере, достаточно уважаемым — не запрещалось посещать его и совершать там молитвы. Тамплиеры, которых эмир называет своими друзьями, занимали мечеть ал-Акса, ставшую частично церковью, частично местом их стоянки. Они позволили ему, как обычно, молиться согласно мусульманскому ритуалу в часовне, прилегающей к зданию, и принесли извинения, когда какой-то фанатик (видимо, только что прибывший из Европы) попытался помешать ему, требуя, чтобы тот молился по-христиански.

Тут мы, возможно, оказываемся у концептуальных основ «дела тамплиеров», имевшего огромное значение для западной культуры. Обвинения в симпатии к мусульманам и даже в сговоре с ними составляли часть тех сплетен и клеветнических измышлений, которые, особенно во второй половине XIII века, распространялись относительно тамплиеров. Во время процесса, возбужденного против них в 1307–1312 годах королем Франции Филиппом IV, всплыли «доказательства» их еретических убеждений — от намеков на приверженность исламу до манипуляций старой антигностической и антикатарской тематикой. Даже идол «Бафомет», в поклонении которому тамплиеры обвинялись, носил имя, созвучное одной из многочисленных версий имени Пророка, существовавших в латыни и в развившихся из нее языках. Подобные доказательства были смешны и бессодержательны, но это не имело никакого значения, так как процесс явно имел политическую подоплеку. Более того, обвинения в ереси и симпатии к исламу, возможно, выдвигались с такой грубой прямолинейностью вполне сознательно: во-первых, чтобы угодить французскому общественному мнению (а в начале XIV века в таком городе, как Париж, уже можно было говорить об общественном мнении), а во-вторых, из желания дать понять Папе, что в вопросе о приговоре тамплиерам король не намерен уступать и обращать внимание на юридические тонкости, из-за чего любая попытка выступить в защиту рыцарей-храмовников или предложить посредничество будет обречена на поражение.